Серый цвет, как вычерченный символ, отметкой лежащий на его запястье, скомканное двузначное число, которое он перебирал вновь и вновь. Он ставил руку перед собой и всматривался в тонкие очертания браслетов - вен. За окном прохожие, он выискивал похожих на себя, силуэты расшатывались под силой ветра в его голове, частицами пыли оставляя следы.
* Играть с твоими ребрами, слышать хрупкость твоих суставов, оттенять твою синеву своей кровью
Он читал музыку, исходящую из динамиков, он запихивал кадры в свой мозг, чтоб в будущем передать образ своих ощушений, искаженных временными приступами боли от желания, которое засело в его внутренностях еще с тех пор, как он увидел расточительные осколки Д. в своём сне. Сон за сном и невыносимо было жить, невыносимо было встречать знакомых и смотреть в их лица, лишенных тонкой грани. Он читал Ефремова и использовал грань лезвия бритвы для своего образа, хотя слова в книге были о женской красоте и геологах, возможно, он всегда знал, что будет похож на своего отца, и рано или поздно вкусит ту ценность жизни, которую однажды соткал его отец. Когда он впервые приехал в дом к своему отцу, он услышал внутренний голос, трещащий от блаженного удовольствия, как и в его любимых книгах, в музыке вечной он почувствовал в стенах, в черных тонах плотных штор, в простынях, забитых черным, что он - неотъемлимая часть, и свою душу и тело можно оправдывать своим отцом. Всё настолько просто, если бы не было так сложно. Существовать в вечном поиске, целовать холодные плиты, заламывать пальцы и вспоминать кровь своего первого любовника. И медленно опускаясь в сети Д., паутина заполняет нутро, нити сдавливают горло и хочется кричать о признании, но он спотыкается о порог наслаждения и тягучего внутренного удовольствия, которое тот ему может дать, даже того не осознавая. Он смотрел в экран и слышал хрип смерти.
Ядовитая мякоть травы, низкие вмятины облаков, скрещенные руки на груди и глубокое прикосновение чьих-то губ. Он не хотел открывать глаза, чтоб не останавливать вновь прибывшего спутника, который лег рядом, плечо к плечу соприкасаясь. Он чувствовал его острый аромат, который расшибал внутреннее сознание и щекотал нервы. Острый силуэт вдавлен в зеленую мякоть, а под ногтями черные искры земли, ему хотелось углублять свои пальцы так глубоко, чтоб перейти на чужую землю и вытащить хрупкие позвонки из чужого тела.
Дорога без права на задний ход, он мог закрыть глаза и снова дотянуться до своей мечты, но мечта - эта сам пройденный путь. "Таких много, но ты единственный, ты спрятан в зарослях крапивы, и болото ласкает твои ноги".
Он боялся, что Д. разгадает его загадку, и тогда его тень рассыпится на кусочки, и его отражение будет долго смеяться, он знал, что не стоит воплощать свой поиск так быстро и внедрять Д. в музыкальные строки, и не позволять мыслям об этом человеке заткнуть пустоту. Рано или поздно всё вернется в свою однозначность, и тогда он услышит снова крик боли, который уже бьётся о кромку льда.
* Играть с твоими ребрами, слышать хрупкость твоих суставов, оттенять твою синеву своей кровью
Он читал музыку, исходящую из динамиков, он запихивал кадры в свой мозг, чтоб в будущем передать образ своих ощушений, искаженных временными приступами боли от желания, которое засело в его внутренностях еще с тех пор, как он увидел расточительные осколки Д. в своём сне. Сон за сном и невыносимо было жить, невыносимо было встречать знакомых и смотреть в их лица, лишенных тонкой грани. Он читал Ефремова и использовал грань лезвия бритвы для своего образа, хотя слова в книге были о женской красоте и геологах, возможно, он всегда знал, что будет похож на своего отца, и рано или поздно вкусит ту ценность жизни, которую однажды соткал его отец. Когда он впервые приехал в дом к своему отцу, он услышал внутренний голос, трещащий от блаженного удовольствия, как и в его любимых книгах, в музыке вечной он почувствовал в стенах, в черных тонах плотных штор, в простынях, забитых черным, что он - неотъемлимая часть, и свою душу и тело можно оправдывать своим отцом. Всё настолько просто, если бы не было так сложно. Существовать в вечном поиске, целовать холодные плиты, заламывать пальцы и вспоминать кровь своего первого любовника. И медленно опускаясь в сети Д., паутина заполняет нутро, нити сдавливают горло и хочется кричать о признании, но он спотыкается о порог наслаждения и тягучего внутренного удовольствия, которое тот ему может дать, даже того не осознавая. Он смотрел в экран и слышал хрип смерти.
Ядовитая мякоть травы, низкие вмятины облаков, скрещенные руки на груди и глубокое прикосновение чьих-то губ. Он не хотел открывать глаза, чтоб не останавливать вновь прибывшего спутника, который лег рядом, плечо к плечу соприкасаясь. Он чувствовал его острый аромат, который расшибал внутреннее сознание и щекотал нервы. Острый силуэт вдавлен в зеленую мякоть, а под ногтями черные искры земли, ему хотелось углублять свои пальцы так глубоко, чтоб перейти на чужую землю и вытащить хрупкие позвонки из чужого тела.
Дорога без права на задний ход, он мог закрыть глаза и снова дотянуться до своей мечты, но мечта - эта сам пройденный путь. "Таких много, но ты единственный, ты спрятан в зарослях крапивы, и болото ласкает твои ноги".
Он боялся, что Д. разгадает его загадку, и тогда его тень рассыпится на кусочки, и его отражение будет долго смеяться, он знал, что не стоит воплощать свой поиск так быстро и внедрять Д. в музыкальные строки, и не позволять мыслям об этом человеке заткнуть пустоту. Рано или поздно всё вернется в свою однозначность, и тогда он услышит снова крик боли, который уже бьётся о кромку льда.